Глава IX. "ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ"

  Пригорье было главным селением здешних мест, еще три ютились
неподалеку: за горой – Подстенок, в глубокой теснине к востоку –
Гребешок и Арчет у опушки Четбора – словом, жилой островок среди
пустынного края. На две-три мили от подошвы горы простирались
пашни и отступал лес.
  Жили здесь темно-русые, ширококостные, приземистые люди
веселого и независимого нрава; никаких властей они не
признавали, зато с хоббитами, гномами и эльфами ладили не в
пример лучше, чем тогдашние (да и теперешние) Громадины.
Согласно их собственным преданьям явились они сюда раньше всех
прочих: они, мол, прямые потомки первых западных поселенцев
незапамятных времен. Уйму народу сгубили древнейшие усобицы,
однако же, когда цари и князья возвратились из-за Великого Моря,
пригоряне жили себе да поживали, где и прежде, и живут-поживают
там до сих пор, а былые цари и князья давным-давно уж стали
небывальщиной.
  Во времена нашей повести иных людей и не водилось на дальнем
Западе, во всяком случае на добрую сотню лиг вокруг Хоббитании.
Только в глухомани за Пригорьем скитались какие-то странные
бродяги: пригоряне прозвали их Следопытами, а откуда они
взялись, было неизвестно. Они были не по-здешнему рослые и
смуглые, видели будто бы чуть не сквозь стену, слышали, как
трава растет, и понимали звериный и птичий язык. Бродяжили они
где-то на юге, ходили и на восток – до самых Мглистых гор;
правда, становилось их все меньше и появлялись они все реже. А
когда появлялись – приносили новости из дальних земель,
рассказывали чудные стародавние сказания, и слушать-то их
слушали охотно, однако недолюбливали.
  Местные хоббиты, довольно многочисленные, опять-таки обитали
здесь якобы с наидревнейших времен, задолго до того, как их
сородичи перешли Брендидуим и заселили Хоббитанию. Хоббиты
облюбовали Подстенок, но строились и в Пригорье, особенно выше
по склону, над людскими жилищами. Громадины и Коротышки (как они
называли друг друга) жили по-соседски; со своими делами те и
другие управлялись на свой лад, но считали, что они два сапога
пара. Больше нигде в нашем мире такого необычного (и
образцового) благоустройства не было.
  Ни здешние Громадины, ни Коротышки были не охотники до
путешествий: им и своих новостей хватало – как-никак четыре
селения. Иной раз пригорянские хоббиты добирались до Забрендии,
а то и до Восточного удела; да и до них было недалеко
добираться: день езды от Брендидуимского моста, – но гостей из
Хоббитании тоже наезжало маловато. Редкий Брендизаик или особо
шустрый Крол гостил в трактире денек-другой; однако теперь и
такого почти не случалось. Пригорян и всех прочих заграничных
хоббитов в Хоббитании называли чужеродцами и чурались их: они,
мол, тупые и неотесанные. Таких чужеродцев развелось в ту пору
на Западе куда больше, чем думали в Хоббитании. Иные из них и
правда были сущие бродяги: рыли норы где ни попадя и чуть что –
снимались с места. Но как раз в Пригорье-то жили хоббиты
основательные и зажиточные, ничуть не плоше своей дальней родни
b Хоббитании. И не совсем еще забылись те времена, когда дорога
между Пригорьем и Хоббитанией была торной. Многие Брендизайки,
как ни считай, были родом из Пригорья.
  Каменных людских домов было в Пригорье до сотни, мостились они
большей частью на косогоре над Трактом, окнами на запад. С этой
стороны гору огибал уходящий за склоны полукружием глубокий ров,
а за ним тянулась надежная ограда. Тракт пересекал ров по гати и
утыкался в добротные ворота. От южной окраины селения Тракт
продолжался – за воротами такими же добротными. Под вечер те и
другие накрепко запирались, и привратницкие будки стояли за
ними.
  Внутри селения дорога сворачивала направо, к подножию горы, и
подводила к большому трактиру. Он был построен очень давно,
когда эта дорога не пустовала. Ведь Пригорье строилось на
древнем перекрестке, и старая-старая дорога пересекала Великий
Тракт к западу от селения, и в былые дни не только люди, но и
разный прочий народ хаживал тамошними путями. "Такого и в
Пригорье не услышишь", – говорили в Восточном уделе, и говорили
по старой памяти, с той поры когда в трактире обменивались
новостями с юга, севера и востока, а хоббитанским хоббитам
доводилось их выслушивать. Но северный край давно опустел, и
северный путь зарос травой: пригоряне называли его Неторным
Путем.
  А трактир как стоял, так и стоит, и трактирщик по-прежнему
важная персона. Там у него собираются лентяи, болтуны, завзятые
сплетники всякого роста из всех четырех селений, находят приют
Следопыты и прочие бродяги, останавливаются путники, почти что
все гномы – а кому еще ездить по Великому Тракту, туда и сюда.
  Совсем стемнело, когда Фродо и его спутники, уже при звездах,
миновали Неторное Перепутье и наткнулись на запертые Западные
Ворота. Впрочем, за воротами была сторожка, а в сторожке сидел
человек. Он изумленно вскочил и с фонарем в руках поспешил им
навстречу.
  – Кто такие, откуда едете? – неприветливо спросил он.
  – Хотим остановиться у вас в трактире, – ответил Фродо. – Едем
на восток, а пока что приехали сюда.
  – Хоббиты! Целых четыре хоббита! Судя по выговору, из самой
Хоббитании, вот оно как! – пробормотал привратник.
  Потом он не спеша растворил ворота и пропустил путников.
  – Редко прибывают к нам ночью гости из Хоббитании! – продолжал
он вслух, когда они задержались у ворот. – А чего это, простите,
вам понадобилось ехать на восток, еще дальше Пригорья? И как вас
величать прикажете, не сочтите за любопытство?
  – Мало ли как нас величают и мало ли что нам понадобилось, –
отрезал Фродо, – здесь не место об этом разговаривать. – Ему не
понравился чересчур любознательный привратник.
  – Да ведь с меня же спросят, кого я пропустил по ночному
времени, – стал оправдываться тот.
  – Мы – хоббиты из Забрендии, дела у нас у всех разные,
добрались вот до вас, – сказал Мерри. – Я, например, Брендизайк.
Чего еще-то? А нам говорили, что пригоряне всегда рады гостям.
  – Да рады, еще бы не рады! – заверил их привратник. – Я-то
ничего такого, а вы вот погодите, вас еще доймут расспросами! Уж
подумаешь, старый Горри полюбопытствовал… К нам нынче кто только
не забредает. В "Пони" придете, так сами удивитесь.
  Привратник пожелал им доброй ночи, они кивнули и проехали;
однако Фродо заметил, что он поднял фонарь и смотрит им вслед.
Ворота лязгнули: хоть это хорошо – запираются. Почему это
привратнику так интересно про хоббитов из Хоббитании? Может,
Гэндальф про них спрашивал? Очень просто: они Лесом да
Lnchk|mhj`lh, а он уже здесь… Все равно, как-то подозрительно
глядел привратник и неприятно разговаривал.
  А привратник посмотрел-посмотрел вслед хоббитам и пошел в свою
сторожку. Но едва он повернулся спиной к воротам, их перемахнул
какой-то человек – и тут же растворился в уличной темноте.
  Хоббиты ехали по улице и с удивлением оглядывали непривычно
большие дома. Когда Сэм увидел трехэтажный многооконный трактир,
у него даже сердце упало. Великаны выше деревьев и прочие чудища
– ладно, это когда-нибудь потом; а тут кругом Громадины-люди и
огромные людские дома – честное слово, хватит, на сегодня уж
натерпелись. Может, вообще черные оседланные кони стоят во дворе
трактира, а Черные Всадники глядят на подъезжающих из окон?
  – Неужели же, сударь, здесь и остановимся? – спросил он у
Фродо. – Лучше поспрошаем каких ни на есть хоббитов – все
привычнее!
  – А чем тебе плох трактир? – отозвался Фродо. – И Том Бомбадил
нам сказал: сюда. Погоди, внутри небось поуютнее.
  Трактир, если приглядеться, и снаружи обещал уют. Он стоял у
самого Тракта, два крыла его упирались в склон холма, так что
окна второго этажа были сзади вровень с землей. Широкие ворота
вели во двор; вход в дом был слева, над шестью широкими
ступеньками. Дверь украшала гордая вывеска:
  "ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ", СОДЕРЖИТ ЛАВР НАРКИСС.
  Многие окна первого этажа чуть светились из-за плотных штор.
  Они оставили во дворе нерасседланных пони и поднялись по
ступенькам, Фродо вошел первым и чуть не натолкнулся на лысого,
краснолицего толстяка в белом переднике. Он мчался наперерез, из
одной двери в другую, с подносом, заставленным пенистыми пивными
кружками.
  – Можно у вас… – начал Фродо.
  – Мигом, я мигом! – крикнул тот через плечо и канул в табачный
дым и гул голосов.
  В самом деле, не успел Фродо опомниться, как он уже снова
стоял перед ним.
  – Добрый вечер, маленький мой господин! – сказал он. – Что
угодно?
  – Четыре постели и стойла для пятерых пони. А вы – господин
Наркисс?
  – Вот именно! – обрадовался толстяк. – А зовут меня Лавр. Лавр
Наркисс к вашим услугам! Из Хоббитании? – спросил он и вдруг
шлепнул себя ладонью по лбу, словно что-то припомнив. – Хоббиты!
– воскликнул он. – Ах да, ведь хоббиты! Имечко позвольте?
  – Господин Крол, господин Брендизайк, – представил спутников
Фродо. – А это Сэм Скромби. А лично я – Накручинс.
  – Ну что ты будешь делать! – вскрикнул Лавр Наркисс, щелкнув
пальцами. – Забыл – и все тут! Ничего, вспомню, успеется. Я тут
прямо с ног сбился: а про вас, значит, так. Дорогие гости из
Хоббитании к нам редко жалуют – устроим, как не устроить.
Правда, сегодня все забито, местечка свободного нет, яблоку
негде упасть. У ворот невпроворот, как говорят у нас в Пригорье.
Эй, Ноб! – заорал он. – Ах ты, телепень шерстолапый! Ноб!
  – Иду, хозяин! Здесь я! – Шустрый круглолицый хоббит выскочил
из какой-то двери; завидев сородичей, он так и разинул рот.
  – А где Боб? – крикнул трактирщик. – Ах, не знаешь! Так найди!
Ноги в руки! Не мне за вами следить, у меня глаз на затылке нет!
Скажи Бобу: во дворе пять штук пони, пусть устраивает как знает!
  Ноб ухмыльнулся, подмигнул и убежал.
  – Да, так, значит, о чем я? – спохватился хозяин и хлопнул
себя по лбу. – Как говорится, память дырявая, а заштопать
некогда. И вечерочек еще тоже выдался: ни вздохнуть, ни охнуть.
Cnknb` кругом идет. Тут прошлой ночью странная компания с юга
подвалила. Неторным Путем. Потом гномы – с востока, ясное дело,
на запад. А теперь вы. Кабы вы не хоббиты, так и делать бы
нечего: нет мест, хоть режьте, а нет! Ну а раз уж вы хоббиты, то
я вам прямо скажу: есть для вас места! Еще когда трактир
строили, нарочно отвели в северном флигеле комнатку-другую –
вдруг хоббиты приедут! Там, конечно, пониже, чем тут, и все как
вы любите: окна круглые, потолки низкие. Ужин вам – это само
собой, еще бы, это сейчас. Пойдемте!
  Он провел их покатым коридором и распахнул дверь.
  – Ай да комнатушка! – сказал он. – Как, подойдет? Ну, я
побежал, простите, слова сказать некогда. Две руки, две ноги –
тут бы шести не хватило, звоните, Ноб все сделает, все принесет.
А не услышит, телепень этакий, звоните, топайте и кричите!
  Наконец он в самом деле убежал и дал им передохнуть. Хлопот у
него, видно, и правда было поверх головы, но болтать он
наловчился на ходу. Они осмотрелись: небольшая комнатка
выглядела очень уютно. В камине пылал яркий огонь, перед камином
стояли низкие кресла. Круглый стол был накрыт свежей скатертью,
на столе – колокольчик. Звонить, однако, не пришлось, Ноб явился
сам: в одной руке подсвечник, в другой – поднос, уставленный
тарелками.
  Ужин был подан в мгновение ока: горячий бульон, заливное мясо,
ежевичный джем, свежевыпеченный хлеб, вдоволь масла и полголовы
сыру. Словом, не хуже, чем в Хоббитании, даже Сэм перестал
недоверчиво поглядывать по сторонам; он, впрочем, перестал, еще
когда принесли свежайшее пиво.
  Подоспел хозяин, погулял вокруг стола – и с извинениями
откланялся.
  – Вот поужинаете, захочется вам общества, – сказал он в
дверях, – а может, и не захочется, может, сразу в постель,
доброй ночи, спокойного сна, но если захочется, приходите в
залу, все вам будут очень рады: как же, гости из Хоббитании, да
еще наверняка с новостями! Может, порасскажете, может, споете –
все хорошо! Словом, захотите – придете, не захотите – как
хотите. Будет какая надобность, звоните в колокольчик!
  За час с небольшим хоббиты наелись, напились и приободрились.
Фродо с Пином, а заодно уж и Сэм решили пойти народ поглядеть и
себя показать. Мерри сказал, что он им не компания – залы,
дескать, в трактирах одинаковые: дым, шум и гам.
  – Посижу лучше спокойно у огонька, потом, может, выйду
прогуляться. Только вы там языки-то не распускайте, помните, что
мы – тайные беглецы, а Хоббитания – рядом, нас любая собака
учует, если обнюхает!
  – Ладно, ладно! – сказал Пин. – Ты сам-то не потеряйся – и
учти, что снаружи хорошо, а внутри – лучше!
  В зале собрался самый разный и самый пестрый народ. Фродо
разглядел их, когда глаза его привыкли к тамошнему свету, чтоб
не сказать полутьме. Красноватые отблески сеял огромный камин, а
три многосвечных светильника тонули в табачном дыму. Лавр
Наркисс, стоя у огня, разговаривал одновременно с двумя гномами
и тремя людьми странного вида. На скамьях сидели вперемешку
пригоряне, местные хоббиты, гномы и еще всякие, в дыму не
разобрать.
  При виде хоббитанских хоббитов пригоряне захлопали в ладоши и
радостно загомонили. Чужаки, особенно те, с Неторного Пути,
оглядели их с головы до ног. Хозяину не терпелось представить
пригорянам новоприбывших гостей, а тех – этим, так не терпелось,
что хоббитов просто огорошил перечень имен. У пригорян фамилии
все больше растительные: Тростняк, Верескор, Чертополокс,
Nqhmmhj и тому подобные. Здешние хоббиты не отставали: самое
частое имя у них было Стародуб. Норкинсы, Запескунсы,
Прорытвинсы, Длинноноги – наверняка не без родни в Хоббитании.
Оказались и настоящие Накручинсы: они живо смекнули, что Фродо
не иначе как их новоявленный дядюшка!
  Дружелюбие здешних хоббитов мешалось с любопытством, и вскоре
Фродо понял, что без объяснений не обойдешься. Он сказал, что
интересуется историей и географией (все закивали, хотя слова
были диковинные), что собирается писать книгу (изумленное
молчание было ему ответом), что он и его друзья собирают
сведения о хоббитах, живущих за пределами Хоббитании, особенно о
восточных хоббитах.
  Все наперебой загалдели; если бы Фродо в самом деле собрался
писать книгу и если бы у него была сотня ушей, он бы за
несколько минут набрал материалу на десяток глав. Мало того, ему
посоветовали обратиться к таким-то и таким-то, начиная "хоть бы
с того же Наркисса". Потом стало ясно, что сию минуту Фродо
ничего писать не будет, тогда хоббиты снова принялись
выспрашивать о хоббитанских делах. Фродо, как всегда, цедил
слова в час по чайной ложке и скоро оказался в одиночестве –
сидел в уголочке, смотрел да слушал.
  Люди и гномы обсуждали события на востоке и обменивались
новостями – в общем-то, всем известными. Там, откуда пришли люди
с Неторного, земля горела у них под ногами, и они искали новых
мест. Пригоряне сочувствовали, но, видно, надеялись, что их эти
поиски обойдут стороной. Один из пришельцев, косоглазый и
уродливый, предсказал в ближайшем будущем нашествие с юго-
востока.
  – И место им лучше пусть приготовят заранее, а то они его сами
найдут. Жить-то надо, и не только некоторым!
  Сказано это было нарочито громко, и местные обменялись
тревожными взглядами.
  Хоббиты разговаривали в стороне; людские заботы их не слишком
тревожили. Норы или даже домики хоббитов Большому Народу ни к
чему. Все сгрудились вокруг Сэма и Пина, а те разливались
соловьем, особенно Пин – за каждой его фразой следовал взрыв
хохота. Последняя, самая смешная новость была про то, как в
Землеройске рухнула крыша Ратушной Норы, и не кто-нибудь, а сам
голова Вил Тополап еле успел выскочить, с головы до ног
обсыпанный известкой, что твой пончик сахарной пудрой. Смех
смехом, а некоторые вопросы Фродо очень не понравились. Один из
здешних хоббитов, например, раз-другой-третий побывавший в
Хоббитании, так-таки полюбопытствовал, где это там живут
Накручинсы и с кем они в родне.
  Вдруг Фродо заметил, что даже по здешним местам странный,
суровый человек с обветренным лицом, сидя в полумраке у стены за
кружкой пива, внимательно прислушивается к беззаботной болтовне
хоббитов. Он курил длинную трубку, устало вытянув под столиком
ноги в охотничьих сапогах, видавших виды и обляпанных грязью.
Старый пятнистый темно-зеленый плащ он не снял и, несмотря на
духоту, даже не откинул капюшон. Из-под капюшона глаза его
жестко поблескивали, и видно было, что глядит он на хоббитов.
  – Это кто? – спросил Фродо, улучив случай перешепнуться с
хозяином. – Представлен, кажется, не был?
  – Этот-то? – шепотом же отвечал хозяин, скосив глаз и не
поворачивая головы. – Да как вам сказать. Непонятный народ,
шляются туда-сюда… мы их для смеху Следопытами прозвали. Он и
слово-то редко обронит, но вообще ему есть о чем порассказать.
Пропадет на месяц, если не на год – а потом на тебе, тут как
тут, сидит пиво пьет. Прошлой весной он частенько здесь бывал,
onrnl пропал – и вот опять объявился. Не знаю, как его на самом
деле зовут, а у нас-то называют Бродяжником. Странно, однако же,
что вы про него спросили. – Но тут Лавра позвали – где-то
кончилось пиво, – и последние его слова остались без объяснений.
  Фродо заметил, что Бродяжник смотрит прямо на него, будто
догадался, что о нем была речь. Потом он кивнул и сделал знак
рукой, приглашая Фродо к себе. Фродо подошел, и Бродяжник
откинул капюшон: густые черные волосы его уже пробила седина, на
длинном скуластом лице сурово светились серые глаза.
  – Меня зовут Бродяжником, – негромко сказал он. – А вы,
кажется, господин Накручинс, если Лавр не перепутал?
  – Он не перепутал, – сухо ответил Фродо. Что-то чересчур
пристально его разглядывали.
  – Разумеется, нет. Так вот, сударь мой Накручинс, – сказал
Бродяжник, – я бы на вашем месте слегка урезонил своих молодых
друзей. Погреться, выпить, закусить, поболтать – это все,
конечно, прекрасно, но здесь вам не Хоббитания: мало ли кто
слушает их болтовню. Не мое дело, разумеется, – прибавил он,
улыбнувшись углом рта и не спуская глаз с Фродо, – но в
Пригорье, знаете, нынче бывает самый разный народ!
  Фродо выдержал пристальный взгляд и промолчал; а взгляд
обратился на Пина, который под общий смех рассказывал об
Угощении. Еще немного – и расскажет, как Бильбо исчез: про
сказочного Торбинса ведь всем интересно, а некоторым – особенно!
  Фродо рассердился. Вздор, конечно: здешние хоббиты ничего не
поймут, посмеются и забудут – мало ли чего, мол, творится у них
там за Рекой, – но есть и такие, кто выслушает в оба уха (тот же
Лавр Наркисс!), кому и про Бильбо кое-что известно.
  Он закусил губу, думая, что бы сделать. Пин услаждал
слушателей и, видно, совсем забылся. Как бы он не упомянул
Кольцо – ему недолго, а уж тогда…
  – Быстро – прервать! – шепнул ему на ухо Бродяжник.
  Фродо вспрыгнул на стол и начал громкую речь. От Пина
отвернулись: хоббиты решили, что господин Накручинс наконец
хлебнул пива и стал пословоохотливее.
  Фродо почувствовал себя полным болваном и принялся, как это
было у него в обычае, когда доходило до речей, копаться в
кармане. Он нащупал цепочку. Кольцо – и ему вдруг до ужаса
захотелось исчезнуть… правда, захотел он будто не сам, а по чьей-
то подсказке. Он удержался от искушения и сжал Кольцо в горсти –
словно затем, чтобы оно не ускользнуло и не наделало безобразий.
Во всяком случае, оно ему вроде бы ничего не подсказало:
попробовало, да не вышло. Для начала он произнес "приятственное
слово", как сказали бы в Хоббитании:
  – Все мы очень тронуты вашим теплым приемом, и смею надеяться,
что мое краткое пребывание здесь обновит былые узы дружбы между
Хоббитанией и Пригорьем, – потом замялся и закашлялся.
  Теперь на него глядели все в зале.
  – Песню! – крикнул кто-то из хоббитов.
  – Песню! Песню! – подхватили другие. – Что-нибудь новенькое
или из старенького, чего никто не слышал!
  Фродо на миг растерялся. Потом припомнил смешную песню,
которую очень любил Бильбо (и очень гордился ею – должно быть,
потому, что сам ее сочинил). Вот она – целиком, а то нынче из
нее помнят только отдельные строки:
  Под горой стоит трактир,
  Но не в этом диво.
  Дивно то, что как-то встарь
  Соскочил с луны лунарь,
  Чтобы выпить пива.
  Вот зашел в трактир лунарь,
  Но не в этом дело.
  Там был пес, и этот пес
  Хохотал над ним до слез –
  Видимо, за дело.
  Вот лунарь спросил пивка,
  Но не это странно.
  Там был кот, и этот кот
  На дуде играл гавот
  Весело и рьяно.
  А корова у дверей,
  Подбочась вальяжно,
  Под дуду пустилась в пляс
  И плясала целый час,
  Но не это важно.
  И не важно, что ножи,
  Ложки и тарелки
  Стали весело скакать,
  В огоньках свечей сверкать
  Да играть в горелки.
  А корова поднялась,
  Гордо и отважно,
  Да как встанет на дыбы,
  Как пойдет бодать дубы! –
  Это все не страшно.
  Вот испил пивка лунарь,
  Но беда не в этом.
  Худо то, что он под стул
  Закатился и уснул
  И не встал с рассветом.
  Начал кот опять дудеть,
  Но не в этом штука.
  Он дудел что было сил,
  Тут и мертвый бы вскочил.
  А лунарь – ни звука.
  Спит лунарь – и ни гугу,
  Как в своей постели.
  Ну, подняли старину,
  Зашвырнули на луну –
  В самый раз успели.
  Дунул кот в свою дуду
  Гулко и беспечно –
  Лопнула его дуда,
  А была ведь хоть куда!
  Но ничто не вечно.
  Тут корова вдруг взвилась
  В небо, будто птица.
  Долетела до луны,
  Поглядела с вышины –
  Ох, не воротиться!
  На луне она живет,
  Но не в том потеха.
  На заре веселый пес
  Зубы скалить стал всерьез –
  Озверел от смеха.
  Убралась луна с небес,
  Быстро и устало:
  Дождалась богатыря,
  Выпивоху-лунаря, –
  Тут и солнце встало.
  Огляделось – день как день,
  Небо – голубое,
  Но в трактире не встает,
  А ложится спать народ –
  Это что ж такое?!
  Хлопали громко и долго. У Фродо был неплохой голос, да и песня
понравилась. Потребовали еще пива и захотели послушать песню
заново. Подняли крик: "Еще разок! Просим!" Фродо пришлось выпить
кружку-другую и спеть песню сначала. Ему подпевали: мотив был
знакомый, слова подхватывали на лету. Теперь уж ликовал Фродо.
Он беззаботно скакал по столу, а когда дошел до слов "Тут корова
вдруг взвилась", подпрыгнул и сам, только чересчур высоко – так
что угодил в поднос с пивными кружками, поскользнулся и
хлопнулся со стола. Слушатели приготовились дружно захохотать во
всю глотку – и замерли с разинутыми ртами: певец исчез. Как в
подпол провалился и даже дырки не оставил!
  Наконец местные хоббиты позакрывали рты, вскочили на ноги и во
весь голос призвали Лавра к ответу. Вокруг Пина и Сэма мгновенно
образовалась пустота; их оглядывали угрюмо и неприязненно. Из
компанейских ребят они превратились в пособников приблудного
колдуна, который пожаловал в Пригорье невесть зачем. Один
чернявый пригорянин щурился на них так злорадно-понимающе, что
им стало и вовсе не по себе. А тот кивнул косоглазому южанину, и
они вышли вместе (Сэм вспомнил, что весь вечер они вполголоса
переговаривались, поглядывая на хоббитов). Следом за ними
поспешил и привратник Горри.
  Фродо клял себя на чем свет стоит. Раздумывая, как бы
загладить промах, он прополз под столом в темный угол к
Бродяжнику, который сидел совершенно спокойно, будто ничего не
случилось. Фродо откинулся к стене и снял Кольцо. Как оно
оказалось у него на пальце – это была загадка. Разве что он во
время песни держал руку в кармане, а когда падал, руку выдернул
и случайно подхватил его – разве что так… Уж не само ли Кольцо,
подумал он, сыграло с ним эту шутку и обнаружило себя по чьему-
то желанию или велению – но по чьему? Те, которые сейчас вышли,
были ему очень подозрительны.
  – Так, – сказал Бродяжник, заметив его, но не поворачивая
головы. – Ну зачем это вам понадобилось? Молодежь и та не могла
бы навредить больше. Да, прямо ногой в капкан. Ногой – или,
может, пальцем?
  – Не понимаю, о чем вы толкуете, – раздраженно отозвался
Фродо.
  – Понимаете, как нельзя лучше понимаете, – усмехнулся
Бродяжник, – только вот пусть шум уляжется. А тогда, если
позволите, господин Торбинс, я с вами и правда хотел бы
потолковать.
  – О чем же это нам с вами толковать? – спросил Фродо, как бы
не заметив, что его назвали настоящим именем.
  – О делах довольно важных – и для вас, и для меня, – ответил
Бродяжник, поймав взгляд Фродо. – Впрочем, не бойтесь, ничего
страшного.
  – Ну что ж, послушаем, – сказал Фродо, стараясь не поддаваться
собеседнику. – Потом, попозже.
  А у камина горячо пререкались. Лавр Наркисс, отлучившийся на
кухню, подоспел к шапочному разбору и выслушивал теперь
сбивчивые и несогласные между собою рассказы о диковинном деле.
  – Я его своими глазами видел, господин Наркисс, – утверждал
один хоббит. – Я своими глазами видел, как его видно не стало.
Растворился в воздухе, да и все тут.
  – Не скажите, господин Стародуб! – поспешно остерегал хозяин.
  – А вот и скажу! – утверждал господин Стародуб. – И что скажу,
на том стою!
  – Нет, тут что-то не так! – говорил трактирщик, сомнительно
качая головой. – Чтобы господин Накручинс, с его комплекцией,
растворился в воздухе? Тем более какой уж здесь воздух!
  – А тогда где же он? – крикнули несколько голосов.
  – Мне-то почем знать? Его дело; по мне, лишь бы утром не забыл
заплатить. А куда же он денется, если господин Крол – вот он,
нигде не растворился.
  – Ну а я сам видел, как его стало не видно! – упрямился
господин Стародуб.
  – Какая-то вышла ошибка, – не сдавался Лавр Наркисс, собирая
на поднос разбитую посуду.
  – Конечно, ошибка! – сказал Фродо. – Никуда я не исчез. Просто
надо было перекинуться парой слов с Бродяжником.
  Он шагнул вперед, и его озарило каминное пламя, но от него
отпрянули, как от призрака. Напрасно он объяснял, что просто-
напросто быстро отполз под столами. Оставшихся хоббитов и
пригорян как ветром сдуло – ни пива, ни разговоров им больше не
хотелось, а в дверях один-другой обернулись и мрачно поглядели
на Фродо. Замешкались только гномы и два или три чужедальних
человека: они распрощались с хозяином, даже не покосившись на
Фродо и его друзей. Вскоре в зале остался один Бродяжник, почти
незаметный у стены.
  Однако трактирщик не слишком огорчился: должно быть, смекнул,
что много еще вечеров будет собираться тот же народ – судить да
рядить о диковинном происшествии.
  – Что же это вы творите, господин Накручинс? – с веселой
укоризной спросил он. – Завсегдатаев моих распугали, посуду
перебили?
  – Прошу прощенья, что причинил столько хлопот, – сказал Фродо.
– Уверяю вас, это вышло совершенно ненамеренно. Прискорбный
случай.
  – Бывает, бывает, господин Накручинс! Однако же впредь, если
вам вздумается исчезать или там колдовать, вы уж скажите загодя
– и не кому-нибудь, а мне. Мы тут, знаете, не привыкши ко всяким
чародейским штуковинам: сперва подготовить народ надо!
  – Больше никаких штуковин, господин Наркисс, это я вам твердо
обещаю. В общем, нам давно пора спать; мы ведь тронемся рано
утром. Вы уж приглядите, чтобы наши пони были готовы к восьми,
ладно?
  – Хорошо, будут готовы! Только вот перед сном надо бы мне
лично с вами поговорить. Я кой-чего припомнил важное – надеюсь,
что никакого огорчения не выйдет. Сейчас пригляжу за тем, за сем
– и к вам, с вашего позволения.
  – Да, пожалуйста! – пролепетал Фродо упавшим голосом и
подумал: сколько же ему еще разговаривать перед сном о важных
делах? Неужели все они тут заодно? Даже добродушная круглая
физиономия Лавра Наркисса показалась ему зловещей.